— Крючковатый нос и тёмная кожа, — продолжил Зак, — ну что ж, такое бывает и у людей. Глаза с вертикальным зрачком. Надо поглубже надвинуть капюшон. Также скрываю и уши.
— Понимаю, — кивнул Сэм. — Перчатки скрывают когти на пальцах. А что если кто-то снимет перчатку?
Зак молча стянул перчатку с правой руки, оставшись в одной левой. Сэм увидел, что крайние фаланги всех пяти пальцев отсутствуют.
— А клыки?
— А клыки я вырвал, — гоблин улыбнулся, демонстрируя крупные прорехи между передними зубами.
— Ага, — скривился орк. — Молодец. Хорошо приспособился. И что, никто не знает, что ты гоблин, а не человек?
— Все в городе знают, — ответил Зак. — Просто нужно не выделяться. Делаешь, как все. Выглядишь, примерно, как все. Значит ты свой. Ну, почти.
— Ну, ну, — пробурчал орк. — а что Джинждер? Как это гоблин работает на эльфа?
— Мы оба здесь чужие, — ответил гоблин. — Должны помогать друг другу.
— Так что ты привёз для меня? — прекратил этот бессмысленный, на его взгляд, диалог Сэм.
— Смотри, — жестом купца, демонстрирующего прилавок, гоблин откинул защитную ткань, — есть такие же чёрные перчатки, как у меня. И чёрный плащ с глубоким капюшоном.
— Не-е-е, спасибо, — покачал головой Сэм, — плащ у меня есть и свой. А пальцы обрезать я не хочу.
— Можно не обрезать, есть специальные напёрстки. Так сказать, не такое глубокое погружение, — ответил Зак. — Но, как хочешь. Есть балахон больного лепрой. Никто не подойдёт проверять. Но есть небольшие неудобства. В нём мало куда пускают, сам понимаешь. Но оно тебе и не надо. Есть монашеское одеяние. Скажешь, что такая епитимья — не можешь казать лик свой солнцу, пока не искупишь грех содеянный.
— А это что? — Сэм взял вытащил из телеги железный шлем с забралом в виде человеческого лица.
***
Как известно, каждый день недели имеет своё название. Подразумевается, что в прошлом или в некоем идеальном мире, в каждый определённый день человеку положено заниматься соответствующими делами. Первый день — день пахаря. Второй — день пастуха. Третий — охотника. Четвёртый — рыбака. Пятый — грибника или собирателя ягод. Шестой назывался просто: ярмарка. Седьмой — день войны. В этот день мужчины собирались на особом поле и вместе занимались каким-то боевым ремеслом. Стреляли из лука, учились сражаться в строю или просто отводили душу в какой-то командной игре. Восьмой день — день Бога. В этот день люди собираются, чтобы вместе помолиться или провести какой-то ритуал, издревле часто совмещённый с отдыхом песнями и танцами.
В этот день рыбака в придорожной таверне “Три медяка” собралось на удивление много народу. А ведь ещё не ярмарка. Почему “Три медяка”? Да потому, что за три медные монеты в таверне можно было получить весь комплекс услуг, необходимых для путешественника: сносный ужин из овсяной каши, лука и кружки разбавленного пива; сносный ночлег в сравнительно сухом бараке на мешке с сеном; общую баню, которую топили вечером. И всё, повторюсь, всего за три медяка.
Три медяка, если разобраться, не так уж и мало. Были гостиницы, которые предоставляли услуги за два и, даже, за один. Но, например, за баню нужно было доплачивать. Или за ночлег не на лавке в том же помещении, где принимали пищу. А “Три медяка” предоставляли оптовый комплекс услуг. Под ключ. И всего за три медяка. А если надо, за дополнительную плату могли поухаживать за лошадью или предоставить ночлег в отдельной комнате на втором этаже. Всё для клиента!
Благодаря вышесказанному, в этой гостинице и таверне останавливались люди с определённым достатком. Не богачи, но и не нищеброды. Последние вполне могли найти себе место в гостиницах классом ниже. А главное — “Три медяка” располагались непосредственно перед воротами города Фарос, ставшего в последние десятилетия важным торговым и портовым центром на южном берегу Империи людей. Здесь торговцы и путешественники, добирающиеся в город сухопутным путём, могли отдохнуть и привести себя в порядок перед предстоящими делами.
Но сегодняшние посетители были меньше всего похожи на мирных подданных Его Императорского Величества. Скорее, они напоминали разношёрстных искателей приключений, которые собрались перед очередным походом за золотом дракона или чем-то в этом роде. Зал таверны был полон шума: лязганья шпор, бряцания оружия и скрипа доспехов. Шлемы большинства с аппетитом кушающих и пьющих пиво героев были сняты: лежали на столах или на коленях. Исключение составляли трое. Да и доспехи этих троих были весьма необычны.
Один из них в латах странной формы и необычного тёмно-зелёного цвета сидел в дальнем углу вместе с парой оруженосцев, одетых, как самые обычные сквайры, из тех, что составляют лёгкую баронскую конницу. Другой, обёрнутый в чёрный плащ и в таком же чёрном доспехе, сидел за соседним столом. Перед ним стояла миска с кашей и кружка того самого разбавленного пива, но рыцарь не снявший шлема и не поднявший забрала даже не дотронулся до еды. Ещё один, высокий и широкоплечий, сидел за барной стойкой. Закованный в броню от кончиков пальцев. скрытых латными перчатками, до пят, он себе ни в чём не отказывал: пил пиво и ел кашу с чесноком. Но пищу засовывал прямо в щель забрала, представляющего собой железную маску, в виде человеческого лица. У которой была прорезь там, где располагался рот.
Кажется, единственным, кроме обслуги таверны, невооружённым посетителем был странствующий сказитель. Обернутый во что-то вроде большого одеяла из плотной шерсти, поверх серой туники, он сидел за столом в центре зала. Свой посох он из рук не выпустил. Так и сидел вместе с ним. И было ясно, почему. Оба глаза путешественника были подёрнуты белой пеленой катаракты. Скорее всего он был слепым или почти слепым. А посох, ведь поводыря нигде видно не было, был ему не только дорог, но и крайне необходим. На столе перед сказителем стояла наполовину пустая тарелка с кашей и глиняная пивная кружка. Обычно, хозяева подобных заведений бесплатно кормили подобных странников в обмен на их рассказы, которые были призваны развлечь посетителей. Да и самих хозяев.
