С этими его словами сплошной чёрный колпак, закрывающий лицо, поднялся на макушку черепа. Все на секунду увидели лицо молодого человека, а, затем, забрало вернулось на место.
— Ну а вы? — рогатый повернулся к сидящему неподалёку рыцарю в плаще, который старался не отсвечивать.
— Я чужестранец, — прошелестел он. — Я не вассал вашего герцога, при всём уважении. В моей стране нет такой традиции.
В этот момент к сидевшему за стойкой войну со спины подошёл ещё один бугай и, положив руку на плечо сидевшего, пробубнил:
— Я на время освобождаю тебя от епитимьи, воин, можешь снять шлем…
… Больше всего на свете Гамп любил лошадей. Даже больше, чем собак. Люди в этом списке были на последнем месте. Поэтому, когда в таверне “Три медяка” произошёл такой наплыв посетителей, Гамп только обрадовался: так много разных лошадей, так много работы в конюшне. Один только постоялец, не снимающий черного забрала на такого же цвета доспехе, попросил не кормить своего коня. Мол, покормит сам. Но главное, Гамп мог поклясться, что конь этот вовсе не конь. Мало того, что другие животные пугались этого черного зверя, внешне, действительно, похожего на коня, так и вёл он себя странно. Застыл в стойле, как изваяние, без мельчайшего движения. Пришлось разместить его в самом конце конюшни, чтобы не пугать других лошадей. И вот, размышляя обо всём этом, конюх вёл за узды кобылу очередного постояльца мимо порога таверны, когда звуки внутри неожиданно стихли. Затем Гамп услышал глухой удар. Потом чей-то вопль. Громкий лязг, как удар железа о железо, крики и ругательства. Потом что-то тяжёлое ударилось о стену таверны изнутри. В окно, которое, слава Милосердному, не было застеклено (только распахнутые ставни), вылетел странный однорогий шлем. Вслед за ним вылетел человек в доспехе и кубарем прокатился по двору. Потом в дверях появился коренастый богато одетый господин в окружении нескольких воинов в рогатых шлемах. Он бросил что-то вроде: “Я видел достаточно”. И быстро удалился в сторону оставленных у коновязи лошадей. Спустя несколько мгновений и глухих ударов в центре таверны, на порог не спеша и еле переставляя ноги, будто очень уставший, появился ещё один человек в такой же тунике, как у тех рогатых воинов. С той лишь разницей, что рогатый шлем был у него не на голове, а торчал чуть пониже спины, воткнутый одним рогом в то самое место, под кожаными штанами. Воин этот прошёл несколько шагов и тоже рухнул в пыль.
А уже потом на пороге появился закованный в броню широкоплечий воин. Он повёл плечами, будто расправляя их после тяжёлого труда. И поставил немного съехавшую железную маску в виде человеческого лица на место. Но Гамп успел заметить… вернее ему показалось, что лицо воина странного зелёного цвета, а в улыбающемся рту два огромных клыка. Но всё скрыла маска. Воин встретился с Гампом глазами, подмигнул и приложил палец к губам, как бы говоря: “Ч-ш-ш-ш, пусть это будет нашей тайной!” Но Гамп бы и так никому не сказал.
Всё это случилось днём. А ближе к вечеру, когда волнения давно улеглись, великан в железной маске вышел из таверны и отправился в сарай, где ему был отведён отгороженный от света угол. Из уважения к его обету. Там он собирался снять опостылевший доспех, который не давал толком почесаться, и, укрывшись толстым одеялом, провести ночь во тьме на толстой подстилке из соломы. Он прошёл к своему месту, не зажигая никакого светильника, и, повернувшись спиной к большей части сарая, сдвинул железную маску, развязал шнурки и стянул с головы шлем. В этот момент несколько железных наконечников копий упёрлись в его спину.
— У меня есть к тебе предложение, от которого ты не сможешь отказаться, — услышал он голос сегодняшнего герцога Тауруса, — орк.
***
Хорошо, что началась вся эта заваруха с амбалом за стойкой. Ещё бы чуть-чуть, и кто-то из людей с рогами доконал бы и меня. Ведь свою голову я снять не могу. А тогда плакали мои свадебные планы. Под шум драки, я выскользнула из таверны и прошла к конюшне.
Я прошла мимо шарахающихся от меня млекопитающих и, прихватив мешочек с овсом, подошла к своим соплеменникам так напоминающим чёрную, как ночь, лошадь. Мне не нужны жесты и слова, чтобы успокоить и показать нашу связь. Я её, эту связь, не теряла ни на миг, пока сидела там, в таверне, и делала вид, что ем. Хотя, если бы я начала есть так, как привыкла, на глазах у людей, они бы тут же меня раскусили. То же самое касалось моего маленького Роя. Я оглянулась: нет ли поблизости конюха? Его не было. И я развернула мешок с овсом и протянула его своей лошади. Та раскрыла пасть, но не такую, как у тех, на кого она была похожа. Её жвалы раскрылись в стороны. Оттуда вылилась слюна, капнула в мешок. Там зашипело. И только спустя некоторое время лошадиная голова опустилась, чтобы втянуть в себя переваренную кашицу.
В этот момент я услышала голос.
— Зачем тебе это надо? — спросили меня.
Но не так, как разговаривают люди, а мысленно. Так, как общаемся мы.
Я оглянулась. Из темноты, ранее незаметная даже для меня, выступила женская фигура в чёрном платье вдовы. Она откинула чёрную вуаль, и я увидела рыжие веснушки возле курносого носа и зелёные эльфийские глаза с вертикальным зрачком.
— Ведь ты даже не человек, — продолжила она тем же способом. — Кто или что ты вообще такое?
— Нет, — ответила я, — я не человек. Но и ты тоже.
— А ты вообще… хоть мужчина?
— Нет, не мужчина.
— Тогда повторю свой вопрос: зачем тебе всё это? — опять спросила она.
— Да, я не мужчина, — ответила я. — Но и кроме этого у нас много общего.
— Например?
— Мы оба чужаки. Кто-то больше, кто-то меньше. Но это не так важно. Два плюс два равно пять и равно восемь — это два неправильных ответа. Неважно, насколько каждый из них ближе к истине. Мы никогда не станем здесь своими. Но мы можем помочь друг другу. Если я стану твоим формальным мужем, ты сохранишь всё, чем владеешь. И даже больше. Я не буду претендовать на твоё тело. Живи как хочешь. Но я смогу дать тебе защиту. Мы сможем дать тебе защиту.
— Третий раз спрашиваю: а тебе что с этого?
