Когда обитатели долины коверкали Пастухов в сторону Петухов, не за глаза, а в присутствии жителей этого самого посёлка, мог случиться казус, требующий вмешательства сил правопорядка: того же маршала или баронской дружины. Попросту говоря, мордобой. В то же время, пастухи никак не могли изменить сам нарратив, и были вынуждены, фактически, лишь оправдываться, защищаться или протестовать.
Ещё немного того, что нужно знать о населении этого посёлка. Никто из тех, кто был старше сорока лет, не являлся его коренным жителем. Те, кто когда-то построил каменные башни по краям кое-где довольно широкого ущелья, расчистил землю для пастбищ, соорудив при этом каменные ограды, и создал сам посёлок, своей каменной стеной напоминающий крепость, давно ушли в неизвестном направлении. Их место заняли легионеры. Вернее, те, кому посчастливилось дожить до отставки и получить свой надел земли. Эту часть Империи называли “Диким Западом” не только за географическое расположение относительно столицы и суровость природы, но и из-за отсутствия или удалённости многих институтов государственной власти.
Когда Пипер прибежал в посёлок, пастух Джуга уже был тут. Хотя отставнику казалось, что первым должен был быть он сам. Пипер так спешил, потому, что с плоской лысой вершины горы, окружённой лесом, он увидел росчерк черного дыма на небе. Его не спутаешь с облаком. Это знак тревоги. Дело в том, что самооборона Чёрных Пастухов была на высоте. Воинственные горцы, прежние обитатели башен, покинули эти места, но обещали вернуться.
Пипер был уже немолодым, но ещё вполне крепким коренастым мужиком с лысиной, которую, наподобие всё той же полоныны (общее название пастбищ, вроде того, с которой вернулся он — слово, оставшееся от прошлых хозяев этих мест), обрамляли жидкие русые волосы, плюс глаза немного навыкате и вислые усы при неопрятно побритом подбородке. Но, самое интересное — это прозвище, оставшееся за ним ещё со времён службы: Ссыкун. При этом, своей кличкой Пипер даже гордился. “Это не значит, что я трус, — говорил он. — У нас в когорте таких была четверть. Перед боем невольно напустишь прямо на сандалии не выходя из строя. Зато потом легчает и уже не страшно. А то, что колени мокрые и бздит, так я легионер не фея. От нас в походе и так, как от свиней пахло. А если кто не верит, может проверить сам.” И недвусмысленно клал руку на рукоять короткого меча в грубых деревянных ножнах, давая понять, что проверять нужно не запах, а смелость.
С Джугой было ещё интереснее. Очень высокий, худой с копной седых волос, собранных на макушке в “дульку”, схваченную обрезком дикой лозы, и длинной белой бородой. Всегда в одной и той же серой тунике до колен, с накинутым на плечи плащом из бараньих шкур. Кажется, старый, но таким старым он был всё время, что односельчане его помнили. А помнили они его, кажется, всегда. Одного вспомнить никто не мог — откуда взялся Джуга? Он, то ли спустился с гор, когда первые ветераны поселились тут. То ли уже жил здесь в это время. В руке он крепко сжимал узловатый деревянный посох, разделяющийся на вершине, в подобие растопыренных деревянных пальцев. А за его длинным шагом неизменно поспевал огромный белый волкодав. Джуге бы ещё широкополую шляпу, вместо остро пахнущей бараньей шапки, и он сошёл бы за странствующего мага. Если бы в посёлке кто-то знал, как должен выглядеть такой субъект. Как и почти все в посёлке, Джуга был пастухом. Но при этом выполнял функции и старосты, и кого-то вроде служителя культа. Правда, не совсем понятно, какого. Ведь официального священника Бога Милосердного в Пастухах пока не было.
— Что случилось? — спросил Пипер у стоящего возле ворот посёлка седовласого великана. — Горцы вернулись? Кто зажег огонь?
Джуга отрицательно помотал головой и почему-то указал не в сторону перевала, в который упиралось ущелье, а вниз, в сторону долины. Чёрный дым из сигнальной башни поднимался где-то за его спиной.
— Я сам зажег огонь, — спокойно и с достоинством сказал он. — Люди идут из долины. Прямо сюда.
— Из долины? — удивился Пипер. — Может это торговцы? Но уже поздняя осень. Что им тут делать?
— Не торговцы, — отрицательно покачал головой Джуга. — Казаки. Три коша.
— Вольный народ? — опять переспросил Пипер.
Хотя прекрасно знал, кто они такие. Батраки и поденщики без собственной земли, которые кочуют семьями на своих повозках-кошах от посёлка к посёлку, по всей Империи в поисках работы. Часто живут прямо в этих домах на колёсах. Приходят, когда хотят. Обычно, нигде подолгу не задерживаются. Не дольше нескольких лет. Или пока есть работа. Такие ребята могут быть достаточно опасны. Они в состоянии постоять за себя. Как правило, вооружены простыми, но надежными арбалетами — оружием простолюдинов. И заточенными с одной стороны короткими мечами-скрамасаксами, больше похожими на ножи-переростки. Казаки могли сбиваться в курени — группы из нескольких кошей. Последние годы курени насчитывали десятки повозок и могли быть угрозой даже для мелких баронов.
— Да, — кивнул Джуга. — Но с ними ещё кое-кто. Человек в чёрном плаще и женщина-лиса.
Последнее Пипер не понял и, почесав небритую щёку, спросил:
— Ну и что? Может маршал пожаловал? Они чёрные плащи носят. Но казаки — да. Не понятно. Что они тут забыли? Урожай уже собран. Рабочие руки не нужны. Да мы и сами справлялись.
Джуга молча покачал головой и посмотрел в небо, где кружил чёрный ворон.
