Оказалось, что с помощью приспособлений, которые слились с нашей кожей так, что никто кроме нас не мог их заметить, можно не только читать, писать и переписываться друг с другом. Оказалось, что можно фотографировать. И, что самое интересное, подключиться к чему-то вроде картотеки, где люди вели свои дневники и сообщали сведения о себе.
Большинство подобных карточек были “мертвы”. Люди явно не пользовались ими долгое время. Вероятно, в результате потери такой технологии. Но некоторые были живы. Мы ещё не поняли, каким образом. Возможно, они где-то скрывались. Пользователи. Возможно, об этих технологиях знало больше людей, чем нам казалось. На всякий случай, мы тоже не стремились афишировать свои находки. Тем более, что в нашей субкультуре “искателей”, как называли себя мы и нам подобные, существовали и отрицательные персонажи — люди в чёрном. Те, кто мешают. Те, кто стоят на пути к правде, к знаниям.
Я, конечно, преувеличил. Это была не единственная достойная мысль в этом облаке информации. Но сейчас вы поймёте почему. Отношения внутри нашего тесного кружка изменились. Я узнал своих друзей с новой, неожиданной стороны. Саша полюбила делиться с нами фотографиями своей еды. Не понимаю, зачем? А также автопортретами, которые она делала повсюду. Не только направляя ладонь со встроенным объективом на себя, но и повернув его к зеркалу. Доходило до смешного — она делилась такими автопортретами прямо из уборной. Саша, конечно, очень симпатичная девушка, но всё же… Дальше — больше. Наша подруга начала делать такие снимки в полный рост, повернув в сторону зеркала пятую точку и слегка (а часто и очень сильно) оттопырив её.
С Егором дела обстояли ещё хуже. Кажется, он утонул в потоке бессмысленной и противоречивой информации. Мысли его были путаны, а высказывания эксцентричны. Он начал ставить под сомнения самые, казалось, очевидные исторические факты, во всём ища подвох и двойное дно. Подвергал остракизму самые святые и трагические события. Дошло до того, что он начал делить нас по каким-то, одному ему понятным, национальным признакам. Называть какими-то, как подразумевалось, обидными прозвищами. А в конце концов заявил, что мы неправильно используем предлог “в” и “на”.
Через несколько дней мне всё это надоело. Я назначил сбор группы для того, чтобы обсудить происходящее. Но что-то пошло не так с самого начала. Если бы это происходило не в парке на окраине города, то сторонний наблюдатель очень удивился бы, заметив, что три человека стоят рядом друг с другом и молча смотрят себе на левую ладонь. Конечно, никого не удивишь тем, что в кафе незнакомые люди могут сидеть за столиком, уткнувшись каждый в свою газету, или даже отцами семейств, читающими прессу за обеденным столом и не разговаривающими со своими детьми и женой. Но ладони — это что-то новенькое.
Так бы всё и закончилось, если бы откуда-то из леса не вышел и не привлёк всеобщее внимание человек в зелёно-фиолетовом клоунском наряде.
***
— Так вы говорите, что были заморожены? — прищурился, насколько позволяли стёкла очков, Егор. — Но я как раз недавно читал, что эта услуга для мертвецов. Замораживали умерших, чтобы потом, когда технологии позволят, бороться с болезнью, разморозить, оживить и вылечить.
— Это на заре крионавтики, — уточнил незнакомец. — Собственно, таких людей даже крионавтами назвать нельзя. Так, пробы пера. Это было тогда, когда ещё понятия не имели, как будут размораживать. Я же, как видите, не молод, но и не мертвец. Просто в моё время люди уже бывали везде. Путешествия превратились в своеобразный культ. Я вот бывал в космосе. А потом решил отправиться в будущее. Стать крионавтом.
— Простите, вы сказали космос? — спросила Саша.
— Ну, да, — ответил человек. — А что?
— Но мы не летаем в космос, — вздохнул я.
— То-то я смотрю, — сказал он задумчиво. — А какой, простите, сейчас год?
— 1947-ой, — ответил я. — Но это по нашему летоисчислению. А вы из другой человеческой цивилизации. С тех пор мы наверно вернулись и в каменный век и вот опять…
— Странно, — удивился он. — А по моим данным 2344-ый. Но ведь если бы меня разморозили сильно позже, чем положено, и, предположим, моя цивилизация была бы уничтожена, мы бы с вами, как минимум, говорили на разных языках. А вы, я смотрю, говорите на русском и пользуетесь этим.
Он кивнул на мою левую ладонь.
— Это мы нашли случайно, — ответила Саша, — под землёй. Там ещё много чего непонятного было.
Егор толкнул её в бок.
— Ты чего? — удивилась она. — Действительно думаешь, он один из этих… в чёрном?
— Из кого? — удивился крионавт.
— Может я попал в прошлое? Как на машине времени? — продолжал размышлять он. — Так вы говорите, война недавно закончилась?
— Какая война? — удивился я.
— Великая Отечественная. Да хоть Вторая мировая. Если это 1947-ой год, она должна была закончиться два года назад.
— Никакой войны не было два года назад, — отрезал Егор. — А может вы отведёте нас туда? Ну, откуда пришли? А мы там ещё артефактов найдём.
— Хорошо, — легко согласился незнакомец. — Только я дорогу не запомнил. Откройте, пожалуйста, карту. Поищем.
— Какую карту? — удивился Егор. — У меня нет с собой карты.
— А вот же, — и крионавт наклонился над ладонью нашего друга. — Нажмите сюда и сюда. Не видно. Просто зелёное поле. Странно, но шёл не так долго. Может спутник не ловится. Мало ли что могло произойти…
— Спутники? — опять удивилась Саша.
— Ну да. Искусственные. Земли.
— Послушайте, — Саша, кажется, окончательно осмелела, — а почему эти наши наладонные аппараты заработали только на поверхности?
— Я могу только догадываться, — пожал плечами незнакомец. — У нас энергия давно передавалась беспроводным путём. Может где-то сохранились вышки. А может аппараты уже черпают энергию прямо из атмосферы. То же касается и связи. Вообще, вышки в наше время уже были необязательны. Связь шла от смартфона к смартфону. Каждый являлся ретранслятором. Что-то вроде общего клауда. Нейронной смарт-сети.
Мы молча переглянулись. Понятно было далеко не всё, но чёрт побери, как интересно!
