Я согласен, что вести бумажный дневник в наш век ЭВМ несколько старомодно. Есть масса других возможностей. Кибернетических. Та же ЭВМ. Или надиктовать с помощью встроенного в наручный терминал микрофона. Но, во-первых, мне не нравится звук собственного голоса. И уверен, что я такой не один. Во-вторых, не исчез же театр с появлением кино. Хотя, конечно, посещаемость стала не такой массовой. Но может это только к лучшему? Зрители похабных пьесок мигрировали в сторону ночных кинозалов. А театр стал камерным и чуть ли не элитарным. Если такое слово вообще уместно в нашем социалистическом обществе.
То же кино не было вытеснено лазерными дисками. Ведь поход в кинотеатр — это событие само по себе. Атмосфера! Дисплеи не заменили полностью бумажную книгу. Как предрекали многие. Всё благодаря той же атмосфере. Ну вы понимаете, что я не в астрономическом смысле? Есть что-то особенное в том, чтобы шуршать бумажными страницами. Вдыхать их запах. Что может сравниться с запахом свежей полиграфии? Только книга уже “настоявшаяся”. Как вино. У каждой такой книги свой запах. Их пожелтевшие страницы вбирают в себя дух комнат, где они стоят много лет. Тепло пальцев, которые их касаются.
Конечно, я далёк от того, чтобы мои записки претендовали на высокую литературу. Но что-то есть в том, чтобы раскрыть обыкновенный блокнот, взять шариковую ручку и писать самому, а не с помощью клавиатуры.
Мои размышления по этому вопросу были прерваны сигналом видеофона, висящего на стене. На его панели зажглась желтая лампочка. Хорошо, что не красная — сигнал тревоги. Едва очнувшись после гибернации, я был ещё слишком вял и медлителен. Мне совсем не хотелось вскакивать и куда-то бежать. Жизнь меня к такому не готовила. Шучу! Готовила, конечно! Я же пилот бортового челнока. В случае чего, я даже могу управлять всем звездолётом. Зелёная означала общую информацию для всего экипажа. А жёлтая — личный вызов.
— Лейтенант Аминов слушает, — сонно ответил я, щелкнув тумблером приёма вызова.
Монитор загорелся. Я увидел курносое лицо майора Булавина и ходовую рубку за его спиной.
— Руслан, поднимись пожалуйста на мостик, — как-то совсем неофициально пригласил он.
Натянув свежий оранжевый скафандр (как и предписывала инструкция при перемещении даже между внутренними отсеками корабля), я поплыл по коридорам в сторону рубки, отталкиваясь от гладких белых панелей, которые прикрывали всю подноготную: многочисленные провода и шланги коммуникаций.
Система искусственной гравитации была отключена. Это было обычным делом, когда для решения задачи не требовалось будить весь экипаж. А может быть опять что-то сломалось. Профилактика, знаете ли.
Каждая планета прекрасна по-своему, но все планеты земного типа выглядят почти одинаково: шарик голубого цвета разной степени насыщенности. Терракотово-зелёная суша, белые перья облаков. Где-то этого голубого больше, где-то меньше. Где-то облаков больше, где-то меньше. А размер этих шариков почти всегда приблизительно одинаковый.
Именно такая планета предстала передо мной в панорамном окне капитанского мостика. Разве что голубой больше походил на серый. Но это, возможно, из-за большого количества тех самых облаков, или нашего расположения относительно местной звезды. И планета явно не была целью нашего путешествия.
— Это сигнал бедствия? — уточнил я у Ивана, когда тот сообщил мне новость.
— Нет. Вернее, не знаю, — ответил Булавин, указывая на зелёный луч осциллографа. — Он слишком прост.
— В нём что-то зашифровано? — продолжал я.
— Говорю же, он слишком прост, — терпеливо объяснял дежурный офицер. — Это только сигнал. Пиу, пиу! Ты что сам не видишь?
— Хорошо, а кто его посылает? Какой источник?
— Вот поэтому ты здесь. Я понятия не имею. Планета не выглядит обитаемой. Но из-за большого слоя облаков, я не могу сказать точно. Формально, это не сигнал бедствия. Для нас. Но может для кого-то другого — да. Может кто-то потерпел аварию, и это единственная форма сигнала, с помощью которого он может привлечь внимание.
— А что говорит Нина? — спросил я.
— Наши с Ниной мнения полностью совпадают.
— Но это может быть и ловушка? — я перебирал все варианты.
— Может быть. Хотя смысла в этом я не вижу, — ответил Иван. — В общем: я думаю, что делать. Будить командира или нет? Посылать челнок на разведку, или нет?
*
Дети первого космического века, двадцатого, наверняка представляли звездолёты будущего чем-то вроде огромных самолётов. Со всеми причитающимися им аксессуарами. С крыльями, например.
На самом деле, наш космический корабль со стороны больше походил на подводную лодку того времени. Длинный сигарообразный корпус выкрашен серебристой краской. За исключением красной звезды и такой же красной надписи: СССР. Практически гладкий и без значительных выступов. Если не считать прилизанной башни ходовой рубки. Даже гигантская плазменно-магнитная пушка, предназначенная, правда, не для нападения, а для сверления “кротовых нор”, была аккуратно сглажена так, что выглядела только, как небольшое утолщение в носу корабля. Если не считать её огромного круглого жерла, видимого только в анфас. Кстати, пользоваться ею в военных целях было категорически запрещено. Хотя подобная конструкция могла разрушить планету. А может быть именно поэтому.
Всё это выглядело довольно эффектно. Когда солнечный свет падал на гладкий серебристый борт, он вспыхивал, как алмаз, а буквы и звезда ярким рубиновым светом. Конечно, всю эту красоту было видно только со стороны. На специально сделанных фотографиях, например. Или как сейчас, когда я управлял челноком, вылетевшим из специального отсека звездолёта.
А вот специально предназначенный для высадки на планеты челнок, как раз больше всего и напоминает самолёт со всеми аксессуарами: крылья, киль, фюзеляж.
Удар и вспышка входа в плотные слои атмосферы. Сильная тряска. И вот я уже лечу над бесконечным полем облаков. Беру управление на себя. Поворот штурвала — и окунаюсь в облака.
