Таким образом, к утру, большая часть войска передвигалась пешим ходом. Но на этом злоключения не окончились. Эльфийские рыцари были измождены до предела. Некоторые выбились из сил настолько, что их приходилось нести товарищам.
С восходом солнца температура повысилась незначительно. Князь Тургон перестал чувствовать пальцы на руках. С огромным трудом он сомкнул их на рукояти меча и больше уже не разжимал из опасения, что пальцы перестанут слушаться его настолько, что он не сможет достать меч. Его примеру последовали многие.
Свет солнца не согревал, но отраженный от снега и льда был ярким настолько, что многие войны ослепли. И те же лучи обжигали нежную кожу эльфов. Их почерневшие пальцы были сомкнуты на рукоятях мечей. Погибших от холода воинов несли на носилках другие, едва держащиеся на ногах витязи.
А ледяное плато, которое в самом начале казалось таким небольшим, все не заканчивалось. Казалось, вот-вот, и за этим холмом начнется спуск. Но нет! Когда отряд взбирался на один холм, их взору открывался следующий. И так один за другим, на бесконечной и однообразной белой равнине.
Ледяное поле только казалось монолитным. А на самом деле, то тут, то там скрытые небольшим слоем снега, в ледяном панцире перевала притаились огромные трещины, по глубине не уступающие многим оврагам. Эльфы проваливались и гибли на дне таких ледяных ущелий. Чтобы это не повторялось, несколько воинов связывались прочной веревкой. Теперь если один начинал проваливаться, остальные могли его удержать. Правда, однажды, таким образом, в ледяную пропасть провалился целый отряд. Сначала упал один. Обувь эльфов не создана для ходьбы по скользкому льду. Упавший воин утащил за собой второго. Веревка стала еще тяжелее, и за вторым последовал третий, и так далее.
К концу третьего дня армия Тургона остановилась на привал. Большинство лошадей погибло, половина воинов и без того небольшого отряда или погибли в ледяных ущельях или умерли от холода. Оставшиеся были истощены до предела еще и тем, что своих погибших товарищей эльфы несли с собой, не желая оставлять тела не погребенными.
Тургон подал знак рукой, требуя внимания. Слезы текли по его лицу и почти сразу замерзали на холодном ветру.
— Братья, — воскликнул он, — Мы не можем нести павших далее! Но не можем и оставить их тела лежать под открытым небом. Мы должны похоронить их прямо здесь.
С этими словами князь достал меч из ножен и ударил им по льду.
— Мы вырубим гробницы во льдах.
Вскоре ледяные гробницы были готовы, тела воинов завернуты в шелковые знамена так, чтобы только лица их были видны. Затем их поместили в гробницы и накрыли прозрачными ледяными плитами.
— Лед завершит начатое нами погребение, — сказал Аэгнор, близкий друг и помощник князя, — тела их будут пребывать во льдах до скончания времен, и холодный свет будет освещать их лица.
— Помянем наших братьев, — глухо, но так, что все услышали, сказал князь.
Тургон провел лезвием клинка по ладони, и алая кровь пролилась на снег.
— Пусть наша кровь сегодня станет вином! – с этими словами он поднес раненую ладонь ко рту.
А потом запел, повернувшись к своему воинству.
Дороги назад давно уже нет,
Но Эльберет подарит нам свет.
Меча рукоять покрепче сожми —
Встань! Или умри!
На протяжении ста тысяч лет,
Песни об этом везде будут петь.
И ты для себя все сам реши —
Иди! Или умри!
И многих друзей уже с нами нет,
Их бледные лбы не согреет рассвет.
Но волю свою в кулак собери —
Сделай! Или умри!
О, Эльберет, ты даришь нам свет,
Но знаю давно один секрет:
Богам за нас наш путь не пройти —
Встань! Иди! Сделай! Или умри!
И эльфы нашли в себе силы встать и идти дальше. А вечером произошел следующий разговор.
— Ты звал меня, мой господин, — обратился Аэгнор к своему другу.
Тургон стоял на краю обрыва и смотрел вниз.
— Да, друг мой, — сказал князь оборачиваясь. – Очевидно, что войско не готово к бою. Хорошо бы нам вообще закончить свой путь. Не говоря уже о битве.
Аэгнор молчал, опустив глаза.
— Я принял решение, — продолжил Тургон, — я возьму своего коня, одного из немногих оставшихся в живых, на мне мифриловый доспех, а мой меч, Гламдринг, стоит целого войска. Я один доскачу до лагеря орков, и будь, что будет.
— Но, мой князь…
— Не надо возражений, я все решил. Твоя задача — взять оставшихся коней, погрузить на них обессилевших и вывести войско вслед за мной.
— Но…
— Я все сказал! Иди, и пусть Валар помогут нам!
Армия орков стояла в полной боевой готовности. Ни о каком неожиданном нападении с тыла и речи быть не могло. Закованные в латы высокие и длиннорукие орки-воины ждали эльфийскую конницу. Каково же было их удивление, когда вместо воинства они увидели одиноко летящего на них всадника в мифриловых доспехах и с со сверкающим мечом в поднятой руке. Несомненно, зрелище это было прекрасным и даже величественным, и такой меч, как Гламдринг пожнет немалый урожай, но воин-то всего один.
— Ха, ха! – засмеялся во все горло Курак, — От отчаяния у эльфов мозги съехали набекрень. Прикажете лучникам дать залп, мой хан?
— Дурак, — Медвежья Шкура, в отличие от своего помощника, не выглядел довольным.
Он сидел, склонив голову на грудь, и исподлобья смотрел на скачущего к его войску всадника.
— Эльф уже победил, — злобно пробормотал он.
— Как же так, мой хан? Только прикажите, и варги разорвут этого храбреца!
— Дурак ты, Курак, — повторил хан, — так ты ничего и не понял. Тургон уже победил потому, что легенды будут рассказывать о том, как один эльфийский витязь вышел против целой орды орков. Его имя запомнят на века. Он станет героем-мучеником.
— Но кто сохранит эти сказания? Здесь больше нет эльфов!
— Но есть люди в нашем войске. Да и орки обязательно что-то сболтнут. Этого будет вполне достаточно, чтобы послужить основой песен.
— Однако, может быть еще не все потеряно, — пробормотал Медвежья Шкура медленно поднимаясь.
Он расстегнул застежку плаща, и тот соскользнул к его ногам. Снял и отбросил в сторону шлем.
— Помоги мне снять доспех, — бросил хан Кураку.
— Но…
— Быстрее!
