— Значит, пойду я. Так тому и быть.
Староста поднялся из-за стола, тем самым давая понять, что разговор закончен. Хотя собственно разговора то и не было. Все по большей части молчали. Идти на встречу с кочевниками, даже прихватив с собой дары, никто не желал. Мало ли чем может все это закончится? Отрубят голову – не дорого возьмут. И подношения не помогут. Их и так заберут. Так что у старика не оставалось иного выбора. Он пойдет сам.
На дворе уже была ночь. Оказавшись на улице, собеседники старосты как-то мгновенно разошлись, и к своей избушке старик шел в полном одиночестве. И только проходя мимо большого деревенского сада, он услышал голоса и смех. А потом тихую мелодию дудочки.
«Опять Иван девиц развлекает, — мысленно улыбнулся старик, — вот и молодец. Пусть молодости радуется. Ну а мне пора спать. Завтра тяжелый день».
Но заснуть он так и не смог. Когда надоело ворочаться, решил встать и в сенях столкнулся со своим внуком Ваней, который только сейчас возвращался домой. Однако, против обыкновения, журить юношу не стал. Только махнул рукой: иди, мол, спать. В свою очередь и Иван повел себя необычным образом. Вместо того, чтобы обрадоваться и юркнуть спать, он остановился и, внимательно глядя в глаза деду, спросил:
— Ну что решили? Кто пойдет?
— Я пойду. А теперь иди уже, – сухо ответил тот.
— Как ты? – удивился Иван. – Разве не Михаил-кузнец больше всех кричал, что надо посланца с дарами отправлять? Вот пусть он и идет. А ты, дед, прости, но стар уже для такого.
— У Михаила жена да ребятишки маленькие. А у меня кроме тебя никого нет. Да и ты уже вон, какой взрослый. Так что я пойду. Это будет справедливо.
— Позволь я пойду вместо тебя!
— Не говори ерунды. Разговор закончен. Идем спать.
И уже под самое утро, так и не сумевший заснуть староста, услышав, как скрипнула ставня в комнате Ивана, выбежал во двор, крикнул, заметался. Но куда там — юношу уже было не догнать.
Иван предполагал, что отсюда, с вершины холма, ему будет хорошо видно приближающихся кочевников. Но о том, что и они сразу заметят наблюдателя, как-то не подумал. И вот на горизонте показалось небольшое облачко пыли. Потом едва заметная змейка черных точек, вскоре превратившаяся в вереницу всадников.
Завидев наблюдающего за ними Ивана, вереница немедленно распалась и превратилась в быстро охватывающий холм, полукруг. И вот всадники приблизились настолько, что Иван смог разглядеть выражение настороженности на их лицах (возможно, они ожидали засады). Но как только кочевники поняли, что Иван тут совершенно один, тревога сменилась насмешливой дерзостью.
— Эй, Ваня, — обратился к Ивану один из всадников, — Ты что тут делаешь? Тебе жить надоело? Или ты принес нам дары? Тогда где они?!
«Откуда они знают, как меня зовут? – удивился юноша. Но тут же одернул себя, — они просто всех нас называют «Ваня».
— Где дары, Ваня?! Давай, доставай! – продолжал всадник, — Или ты пришел, чтобы бросить нам вызов? Может быть ты богатырь и хочешь один победить всех нас, а?!
И довольный своей шуткой, кочевник засмеялся. Засмеялись и другие всадники, которые, между тем, уже вплотную приблизились к Ивану. Тогда он засунул руку за пазуху и достал свою дудочку. Дрожащими руками поднес ее ко рту и заиграл.
Василий уже не помнил, как так получилось, что он, девятилетний мальчишка, вместо того, чтобы гонять с друзьями в футбол или предаваться другим развлечениям, ходит в музыкальную школу. Да не в класс гитары или, скажем, в класс ударных инструментов. Вася учился играть на трубе.
Наверное, его записали сюда родители. Ну да, а кто же еще? Но в любом случае это уже не важно. Василий занимался второй год. Особых успехов не было. Трубачом он был посредственным, это было давно понятно всем. И только Евгений Петрович, его преподаватель, не терял надежды.
Несмотря на хорошее отношение Евгения Петровича, походы в музыкальную школу Василий воспринимал мучительно и сравнивал их с каторгой. Запал первых дней давно прошел, и мальчишка мучительно ждал начала занятия, втайне надеясь, что по какой-либо причине оно не состоится. Евгений Петрович заболеет, выключат свет, отключат газ или упадет метеорит.
Время ожидания начала занятия скрашивали огромные советские журналы карикатур, пачкой лежащие на столе у учителя. Отсюда Василий узнавал об агрессии НАТО в далеком тысяча девятьсот восемьдесят шестом году, происках империализма, финансовых махинациях акул капитализма и так далее и тому подобное. В общем, это было интересно, в отличие от трубы.
Но на этот раз урок состоялся. Евгений Петрович вошел в комнату, тем самым прервав Васино изучение истории карикатур. В руке он держал какую-то раритетного вида дудочку. Вася видел такие в кино про рыцарей.
— Василий, посмотри, что я принес тебе, — обратился к нему преподаватель, — как видишь это обыкновенная дудочка. Обыкновенная внешне, но совсем не простая. Скажу честно, поначалу мне тоже не давалась труба. Но мой учитель подарил мне эту дудочку. И некоторое время, вместо трубы, я учился играть на ней. Это очень помогло поставить дыхание, и вообще, дало возможность почувствовать инструмент. Держи! На ближайшие два месяца она станет твоим инструментом. А потом можешь оставить дудочку себе.
— Спасибо. А как же моя труба?
— А трубу пока оставь тут. Все равно ее тебе выдали здесь, в школе. А дудочку я тебе дарю.
Когда Василий освободился и вышел на улицу, уже стемнело. Поздняя осень все-таки. Поежившись от сырости и холода, мальчик пошел по направлению к дому. Дудочку он запихнул во внутренний карман куртки. Дворами идти было совсем недалеко.
Когда Вася был на полпути к дому, из-за темного угла девятиэтажки вышли темные фигуры и неожиданно быстро окружили его. Почему-то предательски задрожали коленки.
— Эй, Вася, закурить найдется, — голос был нарочито хриплым, но, судя по всему, принадлежал такому же мальчишке, как и сам Вася.
«Откуда они знают мое имя? – подумал Василий. – И почему они гуляют так поздно? Неужели матери не забрали их домой?»
