— Милый, напиши сказку! Напиши для меня. Ну, пожалуйста.
Они лежали в теплой постели. В его квартире, обставленной скромной потрепанной мебелью. В такой же потрепанной, но чистенькой комнате. Они лежали, обнявшись, а она шептала ему на ухо.
— Ну, напиши сказку. Ведь ты можешь, я знаю. Ты у меня такой талантливый. Посмотри вокруг – кругом серость и скука. А я хочу, чтобы в этой сказке были демоны и драконы, колдуны и бесы, вампиры и оборотни. Темный властелин, в конце концов. Ты напишешь, да?
— Глупенькая, ну вот привязалась. Ну, зачем тебе это? Да и не напечатает никто. Никому это сейчас не интересно.
— Ну, напиши. Я очень тебя прошу. А о том, как напечатать, не бойся. Я договорюсь. Ты же знаешь, у меня есть влиятельные друзья.
— Ну, откуда у простой студентки такие друзья?
— Но они есть, не беспокойся. И кое-чем мне обязаны, – даже в темноте он почувствовал, как она закусила губу. Упрямая.
— Ладно, напишу.
— Правда?! Ты мой любимый!
И она всем телом прижалась к нему.
— Люц, что ты задумал?
— Кто здесь? – она резко обернулась.
Еще секунду назад на лестничной площадке возле лифта никого не было. А теперь возле окна стоял пожилой человек и улыбался ей. Она уже успела нажать кнопку вызова, и в шахте лифта что-то задвигалось, заработало, зашуршало.
Ее друг, ее любовник, ее сказочник обращался к ней просто – Люся. Для него она была обыкновенной студенткой. Для него, но не для этого человека.
— Люц, что ты задумал? – повторил он.
— А, это ты, – наконец ответила она. – Называй меня, пожалуйста, в женском роде. А то как-то неудобно.
— Тебе? Брось. Какая разница? Правильнее было бы звать тебя в среднем роде: «Что ты задумало?». Впрочем, не важно. Итак, Люц, что ты задумала?
— Это мое дело.
— Нет, ты прекрасно знаешь, что это наше общее дело. Ты задумала переписать правила? Зачем? Неужели тебе мало того, что имеешь? Война, деньги, банки, маркетинг, реклама, СМИ – все это в твоих руках? И это по правилам, придуманным нашим общим ОТЦОМ. Зачем тебе больше?
— Да! Ты, «я сама себя побери», прав! Я хочу переписать правила. Мне тесно в клетке. Я хочу, как встарь: ведьмы, колдуны, драконы. Нет границ, нет правил. Мир магии, где возможно все. И он мне поможет. Он напишет самую хорошую сказку. Потом другие ее перепишут, напишут похожие, по этим сказкам снимут фильм. О них будут писать в прессе. Я уж постараюсь. И когда люди поверят во все это, оно станет реальным. Злые колдуны станут реальными. Ты же знаешь, правила устанавливают люди. Мы можем делать только то, во что они верят. Очень жаль, что сейчас они верят только в деньги и рекламу.
— Дура, ведь правила изменятся для всех. Снова загорятся костры аутодафе для твоих ведьм. На каждого черного колдуна найдется белый маг. Что это изменит?
— Ну и пусть! – Люц упрямо прикусила губу.
В этот момент подошел лифт. Его двери гостеприимно открылись, и она решительно шагнула внутрь.
— Все, мне пора. Разговор окончен. Я иду на «пары».
Когда лифт уехал, человек все еще стоял у окна. «Ну что ж, — думал он. – Колдовства тебе захотелось, магии? Глупый Люц. Ты так и остался ребенком. Ты так и не понял, ведь если будет возможно колдовство, будет возможно и ЧУДО».
Сказочник стоял у окна и пил свой утренний кофе, когда Люся выбежала из парадного, обернулась, помахала ему рукой и легкой походкой поспешила по своим делам.
— Эх, дети, дети. Вы все играете – не наиграетесь. Ну, напишу я сказку, напишу. Только что это изменит? Все равно сказки сочиняем только мы – люди. Ладно, пора за работу. Начнем как тогда? В начале было «слово»?
