Последнее время Матрица часто даёт сбой. И я начинаю видеть хрономиражи. Как-то встретил на дорожном переходе возле дома колдуна. Он шёл мне навстречу в чёрном средневековом плаще с надвинутым на лицо капюшоном. На ногах какие-то странные мокасины вроде тех, что вышивали на соответствующих гобеленах. Жалко, не успел сфотографировать.
Но это ладно — может монах какой. В конце концов, недалеко церковь.
А тут как-то еду по трассе, и недалеко от КП на въезде в город меня обходит мотоцикл с коляской, которым управляет человек в каске и в такой узнаваемой по фильмам про войну серой шинели. Даже знаки отличия мелькнули. Не видел, чтобы полицейские его тормознули. За разжигание там или за символику тоталитарных режимов. Да если честь проезжающему не отдали — уже хорошо.
Но это ладно — может это реконструктор какой. Есть у меня такой друг. Я к нему поздороваться заехал, а он вместо здрасьте “зиганул”.
Дальше — больше.
Третьего дня выпало мне остановить свои дрожки возле рынка на бульваре Лепсе. Холод, пурга. Да вы не хуже меня знаете. На мостовой — мерзость. Ступать противно. А тут, гляжу в окно, барышня плывёт. Юбка в пол. Руки в муфте. На голове шапка круглая. Чисто с карточки девятнадцатого столетия. От Рождества Христова. Фланировала туда-сюда. Это хорошо. Успел сфотографировать.
И, главное, рядом никакого театра, вроде, нет. Я-то помню, как в ресторации “Дом Бергонье” мы коньяком угощались, а туда господа в смокингах да сюртуках забегали. На секунду. За тем же: коньячком, значит, побаловаться. И обратно на дуэль Онегина и Ленского. Потому, что рядом национальный академический театр русской драмы имени, разумеется, Леси Украинки.
В общем, такое видение особенно доставляет, когда прямо в этот момент слушаешь книгу того времени. Девятнадцатого века. Эффект 4D. А может и 5.
Кстати, о книге. За что-то около ста пятидесяти лет ничего не изменилось. “Бесы” Достоевского натурально описывают вполне современную нам либеральную общественность. Только тогда слово “социализм” было в моде. А так все свои.
Смешно, ей богу. Читаешь, будто не детектив, а комедия. То же преклонение перед американцами. И это, ещё раз укажу, девятнадцатый век. Два персонажа отправились в Соединённые Штаты, дабы на своей шкуре испытать жизнь тамошних рабочих. И всем восхищались, ибо всё вокруг хорошо. А тут у одного из них то ли в поезде, то ли в трамвае случайный человек вытащил из кармана гребешок, да и причесался им. А потом засунул в карман. Свой, кажется. И это хорошо, восхищался персонаж, это правильно!
Или вот ещё короткий отрывок. Диалог:
“
— … Бог есть боль страха смерти. Кто победит боль и страх, тот сам станет бог. Тогда новая жизнь, тогда новый человек, всё новое… Тогда историю будут делить на две части: от гориллы до уничтожения бога и от уничтожения бога до…
— До гориллы?
“
С другой стороны, кто сказал, что «попаданец» — это обязательно юный парень или девушка, которые открыли не ту дверцу шкафа? Или немолодой мужчина не нашедший себя в этой жизни? Ведь случайным путешественников во времени вполне может быть и женщина бальзаковского возраста. Представьте себя на её месте. Шагнули случайно в какое-то старое зеркало у себя на усадьбе и оказались на бульваре Лепсе, ещё и переименованном в Гавела. Мне её искренне жаль.
