Я сидел в одном из кресел ходовой рубки и смотрел на плывущий справа от меня в панорамном иллюминаторе огромный шар такой близкой серой планеты. Здесь, в рубке, было практически темно. Помещение освещали только немногочисленные лампочки пульта управления и отражённый планетой свет.
Мои размышления прервал сигнал желтой лампочки. Что, опять?
— Слушаю!
— Это я, — услышал я голос Петры. — Можно войти?
Дверь в помещение отъехала в сторону и Петра грациозно вплыла в капитанскую рубку. Её полет завершился только возле моего кресла.
— Ты как? — просто спросила она.
— Да нормально, — я отмахнулся с деланным пренебрежением. — Цел, как видишь.
В нарушение всех инструкций по безопасности, она сняла шлем скафандра и небрежно отбросила его в сторону. Я проводил взглядом белый шар с красной звездой, плавно отлетевший к противоположной стене, а потом снова посмотрел на Петру. Её освободившиеся из-под скафандра волосы заслонили от меня сплюснутый на полюсах шар планеты. Совсем уже неожиданно для меня, она легким и неожиданно быстрым движением расстегнула молнию оранжевого комбинезона, который раскрылся, как лепестки цветка, и лейтенант выскользнула из него, как Венера на картине Боттичелли.
— Петра, что ты делаешь? — выдохнул я.
— А ты не понимаешь? — её улыбающееся лицо приблизилось к моему.
— Но ты…, — и я указал глазами на её безымянный палец.
Петра подняла руку и покрутила кистью у меня перед глазами. Обручального кольца уже не было.
— Всё равно я знаю, что ты замужем.
— Но здесь и сейчас есть только мы с тобой…
От волнения я слишком сильно оттолкнул девушку, и она отлетела так, что ударилась о приборную панель.
— Прости, Петра, но я так не могу.
— А ты знаешь, что отказать женщине — грех, а отказать замужней женщине — двойной грех?
— Лейтенант, вы это серьёзно?
— Да ладно тебе, — она махнула рукой. — Не будь таким занудой. В конце концов, что здесь такого? Разве наши естественные потребности не первичны? А они у нас есть.
Я вздохнул.
— Ты тоже пришла к такому выводу из-за?..
И я кивнул головой в сторону безымянной планеты.
— С чего ты взял?
Тут Петра изменила тон. Её голос стал тихим и серьёзным.
— Знаешь, дело совсем в другом. Все эти события с Иваном… Я вдруг подумала, что смерть совсем рядом. Всё может измениться в любой момент. У меня будто открылись глаза, и я поняла, что каждую минуту надо жить полной жизнью. Ничего не откладывая.
— Хорошо, — ответил я, притягивая Петру к себе и обнимая, — но с начала мне нужно закончить одно дело.
Я крепко сжал девушку в объятиях и оттолкнулся от пульта управления. Так мы долетели до входной двери, куда я вытолкнул лейтенанта Родригез и закрыл отсек рубки.
— Нина, пожалуйста заблокируй меня здесь! — скомандовал я.
— Вы уверены, командир? — кажется с сожалением спросила Нина.
— Уверен, Нина, уверен, — категорично сказал я.
— А теперь у нас с тобой есть очень важное дело. Надеюсь, когда я тебе всё объясню, ты поддержишь меня, — сказал я, давая указание звездолёту развернуться носом в сторону покрытой облаками планеты.
*
Современные камеры заключения выглядят очень приветливо. Я бы даже сказал, открыто. Панорамное окно от пола до потолка во всю стену. Белые панели на стенах. Светло. И вели меня в зал суда по светлым коридорам. Мимо прозрачных дверей в другие камеры. Да и сам зал суда накрыт невесомым и практически незаметным прозрачным куполом. Но от всей этой прозрачности ещё более неспокойно и неуютно. Ты чувствуешь себя самого прозрачным. Ты на ладони у великана, называемого Общество. И ничего утаить не получится.
Видимо, сидя на скамье подсудимых, на какое-то время я даже утратил связь с реальностью. Голос чернокожего прокурора доносился до меня, будто из-за закрытой двери. Он говорил что-то на счёт того, что уничтожение планеты, на которой есть пусть даже не высокоорганизованная разумная, но жизнь, это — гигантское преступление. Даже не потому, что жизнь сама по себе абсолютная ценность. Это как отрубать целую ветвь, на которой потенциально вырастет много листьев и плодов. Убийство одного человека — это ещё и убийство всех его возможных потомков, среди которых могут быть гениальные писатели или изобретатели. Так же и с целой планетой. Там могла появиться разумная жизнь, цивилизация. Предметы искусства, которые, выходит, я уничтожил.
— Подсудимый!
— Подсудимый! — повторный окрик заставил меня включиться.
Это был один из трёх судей. До этого я даже перестал обращать внимание на Петру, которая сидела тут в зале и не переставая сверлила во мне дырку своими карими глазами.
— Да, уважаемый суд?
— Вы понимаете суть обвинений? А именно: вам предъявлено убийство майора Ивана Сергеевича Булавина, изнасилование лейтенанта Петры Родригез, а также уничтожение не обозначенной планеты земного типа. Вы признаёте себя виновным?
— Нет, уважаемый суд.
— Что вы можете сказать по сути предъявленных вам обвинений?
— Убийство товарища Булавина — было необходимой самозащитой. Я уже описывал свою версию событий. Он хотел захватить корабль. В итоге я хотел лишь оглушить его. Убийство не было моей целью. Что касается лейтенанта Родригез — это ложь от начала до конца. Наверняка подтверждение моих слов можно найти, поговорив с Ниной.
— К сожалению, мы не можем принимать во внимание показания аппаратно-программного комплекса НИНО, — возразил судья. — Дело в том, что с одной стороны он, или она, обладает своим сознанием, способным субъективно искажать информацию. В то же время НИНО, или Нина, как вы её называете, не является полноправным членом советского общества. Хотя, несомненно, обладает самостоятельным разумом. Вы меня понимаете?
— Да.
— А что вы скажите насчёт планеты? Зачем нужно было направлять на неё плазменный луч? Вы знали, что это приведёт к её уничтожению?
— Да, уважаемый суд. Я к этому и стремился.
— Почему?
— Я хотел уничтожить тот монолит. Ту плиту с надписью, которую я там обнаружил.
— Зачем, подсудимый?
Я замялся. Немного помолчав, продолжил сначала тихо, а потом всё более уверенно.
